Игорь Тихорский - Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]
— Слушайте, кончайте валять дурака. Что вам от меня надо?
— Ничего абсолютно. Только знакомство, ну, может, автограф на память… Хотелось бы, конечно, и перекинуться парой слов. Если неудобно здесь, в номере, рад буду пригласить в бар на сухой мартини.
— Ну ладно, заходите, я заканчиваю собираться.
В номере действительно стоял рюкзак, пока еще не завязанный. Светлана, бросая в него какие-то мелочи, продолжала сокрушаться:
— Мне жутко не везет, просто страшное дело! Вот нужно на пару дней в Светлозерск, а я, как дура, сижу здесь, да и денег на этот… отель — рассадник тараканов — никаких не напасешься. Койка — шесть тысяч в сутки! Я что, супруга президента компании «Хопер»? Вот и переезжаю к подруге. Неудобно, конечно, стеснять, но жить где-то нужно. Обещают дожди еще на два дня.
Наконец она успокоилась, мы спустились в тот самый бар, куда я ее приглашал. Стойка здесь действительно была, но вместо сухого мартини нам предложили кофе из бачка, импортное печенье и «сникерсы».
По ходу разговора я честно признался, что очень хотел познакомиться со Светланой, потому что был в Светлозерске, видел тамошнюю коллекцию и слышал, что некая аспирантка из Москвы занималась ею.
— Ну и что из этого следует? — поинтересовалась Светлана. — Вы что, тоже готовите какой-нибудь труд по русскому провинциальному фарфору?
— Да нет, конечно. Но, во-первых, — здесь я решил использовать легенду Димы Семенцова, — мы в Питере организовали общественную организацию по оказанию помощи провинциальным музеям, а вы, очевидно, знаток этих музеев. А во-вторых, там же, в Питере, мне в одной частной коллекции показали тарелку, причем владелец утверждает, что ее в Светлозерске нет, хотя она из того же сервиза. Мне, конечно, еще больше захотелось встретиться с вами, но в Москву съездить не удалось, а здесь вот свел счастливый случай, поскольку я приехал по издательским делам, но, кажется, теперь, после такой встречи, придется рекламно-торговый бизнес пустить побоку.
Тут Светлана разволновалась:
— Да нет, не может быть. Светлозерский сервиз полный, там не может быть недостачи. Скорее всего в Питере тарелка похожая, но другого завода, или копия.
— Может быть. А пока мы вынужденно сидим в Вологде, может, прогуляемся по городу?
— Под таким дождем? — ужаснулась Светлана.
— Ну, во-первых, местные торговые организации мне машину предоставили, а во-вторых, у нас зонты есть.
Я поднялся в номер, предупредил Юру, что час меня не будет, и мы поехали.
Светлана оказалась хорошим гидом, я с удовольствием выслушал историю города и отдельных зданий, но больше всего меня заинтриговали слова Светланы по поводу одного довольно мрачного деревянного дома на улице Советской. Часть дома, похоже, когда-то горела.
На мой вопрос, что это за дом и почему в городе, где наверняка есть нужда в жилье, никто не претендует на него, Светлана как-то неохотно рассказала, что дом принадлежит местному краеведу-любителю Кузьмину, но два года назад случился пожар, сгорел флигель, и, хотя основная часть дома уцелела, Иван Васильевич не пожелал здесь жить. Дом он заколотил и купил домик поменьше на соседней улице у своего родственника, уехавшего в Архангельск.
— Надо сказать, дом выглядит вполне как замок с привидениями! — без всякой задней мысли ляпнул я.
У Светланы почему-то окончательно испортилось настроение, и она зло сказала:
— А вы поговорите с местными старухами, они все ваши самые страшные фантазии подтвердят.
— Как это? — искренне удивился, я.
— А так! Об этом доме никто и вслух-то не говорит, а если кого спросите, скажут шепотом, что нечистая сила здесь водится!
— Да откуда такая репутация? — продолжал настаивать я.
— Ох, ну не знаю я, — совсем расстроилась Светлана и замолчала. Потом, когда мы уже возвращались в гостиницу, тихо сказала: — Люди здесь сгорели. Два человека. По пьянке. Одного вытащили пожарные уже мертвого, а второй еще жив был. В местной больнице лечить отказались, отправили самолетом в Московский ожоговый центр, там он и умер. — Она помолчала, потом добавила: — Это был сын Ивана Васильевича Николай Иванович Кузьмин.
Светлана произнесла это так, будто говорила о каком-то очень значительном или известном человеке.
Я не стал настаивать и расспрашивать, какая связь между жертвами пожара и слухами о нечистой силе, но Светлана сама уже в гостинице, когда мы шли в номер за ее пожитками, закончила рассказ:
— Вот с тех пор старухи и мальчишки, которым до всего дело, — почему-то раздраженно сказала она, — и говорят, что время от времени по дому расхаживают покойники. Есть одна старая карга, которая «собственными глазыньками» видела упыря, когда ходила смотреть дом, собираясь перекупить его у старика Кузьмина.
— Ну что ж, легендами живы люди, — улыбнулся я.
Больше мы на эту тему не говорили. Я отвез Свету к приятельнице, и мы договорились, что на следующий день непременно сходим в местный музей.
Глава четырнадцатая
На следующий день я позвонил Кузьмину. Наличие телефона у Кузьмина меня ничуть не удивило: Вологда — город «телефонизированный». Договорились на шесть вечера. Но музей в этот день был закрыт. Мы просидели с Юрой в номере, а к вечеру решили не рисковать и не стали обедать в гостиничном ресторане. Пошли часа в четыре по местным магазинам, купили кое-чего, заодно традиционную бутылку коньяка для визита, а когда возвращались, я неожиданно увидел Светлану. Она шла довольно быстро.
Конечно, следить за приличными девушками не слишком-то благородно, но я переглянулся с Юрой, и мы на некотором расстоянии двинулись за ней.
Каково же было мое удивление, когда Светлана подошла к калитке дома Кузьмина и нажала кнопку звонка.
Калитка скоро отворилась, кстати, пес лаять перестал, и Светлана исчезла.
— Эт-то мне что-то не очень нравится, — сказал я. — Юра, как ты считаешь, можно во двор пробраться?
— Элементарно! — ответил Юра. — Только вот пес хай поднимет. Однако попробуем наладить отношения со стражем частной собственности. — С этими словами мой ангел-хранитель прошелся вдоль забора, пару раз постучал по нему подобранной палкой. Пес яростно ответил. Юра остановился и перекинул через забор кусок колбасы. Пес затих. Юра поманил меня, велел сложить руки «лодочкой», встал на них, подпрыгнул и оказался на заборе. Пес снова в бешенстве захлебнулся лаем. Юра бросил вниз еще шмат колбасы, потом, что-то тихо приговаривая, спрыгнул во двор. Послышалось ворчание, звон цепи, но лая не было.
Мне оставалось только ждать, изображая при этом случайного прохожего. Правда, кроме меня, под таким дождем прохожих не наблюдалось вовсе. Я уже вымок до нитки и собирался, проклиная все на свете, бежать в гостиницу, как из калитки спокойно вышел Юра. Плотно прикрыв за собой дверцу, он махнул мне рукой, и мы трусцой побежали в гостиницу.
Переодеваясь, Юра рассказал, что на счастье окошко было занавешено неплотно, и он видел, как за столом в горнице о чем-то беседовали хозяин с гостьей. Потом Кузьмин принес две тарелки, положил перед Светланой. Та их осмотрела, и они, судя по жестам, стали горячо спорить. Потом Кузьмин тарелки убрал, а Светлана закрыла лицо ладонями и вроде заплакала. Хозяин погладил ее по голове, налил рюмку из графинчика, Светлана выпила и встала, уходить собралась.
— Тут и я решил смыться, — закончил Юра.
Мы переоделись, перекусили, и я, не обсуждая увиденную Юрой картину, решил идти к Кузьмину.
Ровно в шесть я нажал кнопку звонка. Все было как обычно. Пес захлебнулся лаем. Нас встретил хозяин, провел в дом. Поначалу на музыку я не обратил внимания. Мало ли, радио включено. Я познакомил Кузьмина с Юрой, правда, не вдаваясь в подробности. Мы обменялись парой реплик по поводу распроклятой погоды и для «сугреву» выпили по полстакана коньяка. И только теперь до меня дошло, что музыка доносится из-за закрытой двери в соседнюю комнату. Причем, несмотря на приглушенность, я узнал мелодию. Это был Бен Уэбстер, знаменитый в прошлом тенор-саксофон. Со многим я мог смириться, но чтобы вологодский краевед увлекался классическим джазом — это мне трудно было представить.
— «Касание твоих губ», — сказал я.
— А, увлекаетесь! — спокойно сказал Кузьмин. — У меня сын очень любил джаз, но только классический. У него большая коллекция. Перед вашим приходом что-то взгрустнулось мне, и я поставил кассету. Там, в той комнатушке, — всё его, Коли. Пусть играет.
— Простите, Иван Васильевич, а что с сыном?
— Умер он, — глухо ответил Кузьмин. — В Москве, в больнице.
Мы помолчали.
— Ну что ж, давайте к делу, — наконец сказал Иван Васильевич. Он прошел к шкафчику, открыл его, аккуратно вынул сверток, положил на стол и развернул перед нами.
